Судя по поведению красноволосого, приступ внезапно захлестнувшей его энергии прошел, и он начал здраво оценивать происходящую ситуацию. То есть сам молодой человек, по-видимому, осознал обоснованность претензий и непонимания, светившихся в глазах Натаниэля ночными бликами. Как раз в этот момент бойцу удалось собрать в кулачок свою холодную разумность и скептицизм, с которыми он оценивал произошедшую кражу его бренного тельца из бара. Он даже сумел проанализировать, какую именно глупость морозил все это время, с твердой верой на лице, несчастному незнакомому взрослому парню.
Я обидел его чем-то? - проскользнул в голове немой вопрос, когда англичанин почувствовал резкий холодок, пронзающий кожу именно в том месте, где его запястье совсем недавно сжимала сильная и властная рука незнакомца. От внезапного чувства одинокости и пустоты Ниэль пропустил мимо ушей едкие высказывания Жертвы о секс-услугах. Сейчас ему совсем не хотелось прогнать взашей этого наглеца.
Он не видел глаз, поскольку незнакомец отвернулся и из груди Честертона вырвалось отчаянное Нет! Стой... Я хочу, чтобы ты... сердце с вкусом, толком и бешенным ритмом отбивало чечетку, ударяясь о стены грудной клетки, явно желая ее покинуть, причиняя нестерпимую, мучительную боль. Ну скажи же, скажи, иначе он уйдет, а ты ведь не выдержишь этого... тяжелый выдох, взглядь в черную, шероховатую поверхность асфальта, дрожь ладоней, положенных теперь на плечи Жертвы, чтобы хоть как-то задержать Что он со мной делает? Я хочу... чтобы ты остался... сказал мне свое имя, например. Мы можем подняться и обсудить данные обстоятельства хотя бы не на улице.Ну же, идем. Что угодно, только не уходи
Вокруг стояла редкая для этого района тишина, так что можно было бы услышать стук сердца и сбивчивое дыхание. Шаг вперед Позволь... еще шаг, плотная, ощутимая близость тела и тринадцать сантиметров разницы, руки с плеч вниз, к талии, к ощущаемым сквозь куртку реберным костям. Мысочки. Натаниэль, напичканный инстинктивным страхом потерять его, касается губами шеи, легко, невесомо, почти неощутимо. Этот парень пришел, и за 10 минут устроил такой аншлаг, но что-то во мне... Внутри... Хочет быть рядом.
Не нужно уже было имя. Вообще ничего не было нужно в ту конкретную секунду. Это было deep inside, инстинкт самопожертования во имя этого человека. Его перло. Конкретно причем. Жизнь резко обрела смысл и совершенно другие краски, за оба приобретения Ниэль был обязан этому красноволосому юноше.
Околками рассыпалась по асфальтовой поверхности холодное равнодушие Честертона, и весь мир проспал этот момент. Теперь Натаниэль отчаянно пытался найти в своей голове выход из этой непростой ситуации и ее подоплеку. Ведь ничего не случается просто так в этой жизни, особенно неслучайны такие вот случайности, как встреча двух людей одним и тем же вечером, в одном и том же баре.

После этого, с позволения сказать, согласия, данного Жертвой, Натаниэль сделал шаг, словно боялся, что Бьерн не последует за ним. У него странное имя, немец похоже... Или полукровка? Редко у немцев такая внешность встречается... - про себя начал анализировать Боец, выходило вроде неплохо, за исключением того факта, что эмоции все же брали свое, и он, периодически, поднимаясь по чертовски узкой лестнице, ловил себя на мысли, что сжимает руку Бьерна слишком сильно, ослаблял хватку, но даже эти жесты с головой выдавали его смущение. Да, безусловно, он был еще совсем мальчишкой по сравнению со взрослой Жертвой.
Ключи звенели в темноте, прерывая установившееся молчание, в котором, впервые пожалуй, не было ни тени недосказанности или непонимания. Ниэль, конечно, хотел задать какие-то вопросы, но они просто не складывались в его голове во что-то адекватное, а потому он просто не хотел озвучивать чепуху снова, как делал это совсем недавно.
Дверь все же поддалась напористости хозяина, которому для того, чтобы открыть её пришлось отпустить руку Бьерна, и целиком обратиться в слух, он был готов услышать удаляющиеся быстрые шаги, но в итоге так и не услышал ничего, кроме спокойного дыхания.
Натаниэль включил свет в узком, но длинном коридоре, впуская туда красноволосого - Можешь кинуть куртку где-нибудь здесь. - сам Честертон кинул свое пальто, которое все это время находилось в руках, потому что одеть на ходу он его просто не мог, на тумбочку перед зеркалом. Ему всегда было лень вешать одежду на вешалки сразу, а потому он просто делал это по мере необходимости, то есть когда валяющаяся одежда уже здорово мешала выходу из квартиры за сигаретами. Снял свои кроссовки и понял, что немного замерз на улице. Оглядев Бьерна понял, что тот тоже замерз по мурашкам на запястьях. Я сделаю чего-нибудь выпить, что ты хочешь? - ему, действительно, по-настоящему и без каких-либо шуток, хотелось заботиться о высоком красноволосом человеке, который ко всему прочему, похоже был старше чем он. Заходи в комнату - через несколько шагов от входа, был дверной проем, ведущий в огромную по размерам комнату, с огромным окном, на котором висело закрытое наглухо жалюзи. В середине прекспокойно стояла огромная по высоте и размерам кровать, с огромным пуховым одеялом, которым Ниэль укрывался даже летом, внизу стояла пустая и чистая пепельница. За пепельницами в доме Натаниэль ухаживал больше всего, их количество, пожалуй раза в четыре превышало количество комнат.
Рядом с окном преспокойно стоял огромный стол красного дерева с кучей тетрадей, журнальных и газетных вырезок, стопкой книг. Вообще левая стена была видна лишь наполовину - из-за книжных гор, аккуратно поставленных рядом. Натаниэль посадил Бьерна на кровать, а сам стоял рядом и ожидал указаний.

Но этот румянец был лишь румянцем обычного смущения от собственной глупости - Что-то я.. Да. Натаниэль, или просто Ниэль, называй как хочешь, можно даже Лилит - пришлось все же освободиться от приятного мгновенного прикосновения, к которому не было никаких объективных причин, именно потому оно, наверное, и значило так много для Бойца.
На кухне была сверкающе-идеальная чистота. На самом деле, как ни странно, Ниэль поддерживал постоянный порядок на кухне, потому что часто готовил сам себе еду - любил экспериментировать и так далее. Но сейчас, все, что от него требовалось - зеленый чай. Наверное стоит его покормить чем-нибудь сладким, он, похоже совершенно вымотан.
Пока кипел серебристый электрический чайник, Натаниэль достал из кармана пачку сигарет, и закурил, стоя рядом с большим, в пол, окном, чуть приоткрытым, чтобы дым не попадал в коридор, откуда его выветрить гораздо сложнее.
Вода закипела и чайник отключился, характерно щелкнул выключателем. Ниэль достал кружку и зеленый чай, хранившийся в специальной стеклянной баночке, кинул в заварочный чайник десяток кругляшков чая, залил все это водой. Подождал немного - как раз докурил, и перелил все это благополучно в кружку, правда уже без самой заварки. В холодильнике лежал кусок самодельного чизкейка, а в спец-шкафу находились различные печенья и конфеты, кое-как соорудив все эти явства и пристроив их, как можно более аккуратно, на подносе, Честертон вернулся в комнату и поставил поднос на кровать рядом с Бьерном. Приятного аппетита. - улыбнулся парень, присаживаясь ровно перед кроватью, с любопытством ожидая, когда Жертва станет пить чай.

Извини, но мне нечего рассказать о себе. нелегкий подъем, Лилит подошел к окну и, слегка приоткрыв первое, уселся, упершись спиной во второе. Подтянул пепельницу поближе, достал сигареты и закурил. Это не было нервным, он вообще равнодушно относился к собственной жизни, а потому особо ничего не запоминал, каждый день был похож один на другой и все это казалось большим серым полотном.
Я практически ничего не помню о своем детстве или юношестве. Да и вообще не считаю, что детство закладывает характер. Если положиться на мою метрику, то родился я тогда, когда впервые осознанно соврал и да, этот случай он действительно онил идеально и в красках, умей он рисовать, Натаниэль мгновенно бы нарисовал портрет той библиотекарши Мне нужно было взять книгу в библиотеке, и эта женщина стала оформлять мой читательский билет, помню тогда он спросила имя и фамилию отца, я сказал, что не помню точно и должен переспросить. улыбнувшись сквозь дым меня на самом деле никогда не заботило, кто конкретно является моимнастоящим отцом, а не официальным, но я не мог ничего поделать с этим. взгляд на уголек сигареты, тяжелые воспоминания, ни боли нет, ничего, просто они именно тяжелые. От них трудно избавиться, чтобы выкинуть на какой нибудь ближайшей помойке, где их может подобрать кто-то, кому они нужнее.
Натаниэль правда спокойно и уравновешенно относился ко многим вещам, которые изумляли других до глубины души, наверное это умение и было в нем основной чертой, которую другие называли равнодушностью, но Лилит всегда мог отличить настоящую катастрофу от небольшой проблемы, решение которой находится под самым носом у паникующего человека.
В моей жизни, равно как и во мне нет совершенно ничего, чем можнопохвастаться или чего можно было бы стыдиться. Я не завожу друзей, не глушу горе алкоголем, не притаскиваю домой шлюх, не заказываю пиццу. Единственное, что я по-настоящему люблю, это читать, но и это тв мог заметить сам.
Честертон спокойно закрыл глаза и поднял голову вверх, ему вовсе не казалось, что они Жертва и Боец. Он бы этого, на самом то деле, совершенно не хотел. Более всего на свете он боялся лишиться своей свободы и независимости, а налиие жертвы обычно за ногу приковывало к ней, и никуда уже не денешься. Ответственность, все дела.А ты чем живешь?

Мгновенно голову наполнили различные мысли Зачем он это сделал? Может он маньяк-извращенец? - но все эти мысли Боец отверг сразу, однако его здорово напрягало то, что у него, в отличие от Бьерна, не было имени, всмысле оно было, но это имя еще нигде не проявилось. Этот факт действительно заботил Натаниэля. Может я не его боец? Может он ошибся. Может чужая Сила так на меня действует? - но это вряд ли, Лилит  чувствовал, что Сила уже давно покинула его тело, оставив свой незабываемый запах.
А? - невольно вырвалось из горла, разлетевшись беззвучным паническим страхом происходящего, однако Честертону так хотелось продолжения, что он просто не был способен мыслить нормально. На самом деле, это прикосновение жгло его как волной, и ощущения были словно ты вкурил марихуану только что впервые в своей жизни.
Было сильнее, расширенные зрачки, мышцы все дружно натянулись в тугую струну, не позволяющую даже попытаться одернуть дурную руку Жертвы.
Ему казалось, словно кто-то с колена ударил его в солнечное сплетение. Боль. Как от удара. Удовольствие, одуряющее удовольствие его прикосновения, он ощутил его снова. И теперь целиком был под этим чувством, оно накрывало его волной, заставляло не думать. Заставляло делать то, что скажет этот человек, полное подчинение, без тени сомнения или что-то подобного. Томный взгляд и тяжелый выдох, Натаниэль не знал, почему парень так серьезно на него действует, но уже заранее боялся дальнейшего, ведь чувство нарастало с геометрической прогрессией, так что Лилит внезапно весь расслабился, а по телу ползли мурашки, предательски выдавая смешанные чувства англичанина.

Над последними словами Жертвы, Натаниэль просто не смог не рассмеяться. Я. Ком-то. Подчиняться?! Ни в какие рамки уже не лезет его нахальство. - чистый и громкий смех залил комнату, Честертон согнулся впополам, чтобы хоть как-то успокоиться, потому что у него уже адски болел пресс, и все, что ему хотелось, чтобы его отпустило наконец это смешное чувство. Нет ну... Этот парень. Господи, он нашел к кому прийти с повиновением и так далее. - Боец засмеялся еще сильнее. Из глаз фонтаном брызнули слезы
Подчиняться да? А что еще? Огласи весь список моих обязанностей. - через сильный смех все же смог как-то проговорить Натаниэль, пусть это и давалось ему трудно, но он старался держаться молодцом и вообще.

Этот... Этот... Да он явно издевается надо мной. - именно об этом в первую минуту подумал Лилит. Больше всего ему хотелось окунуть Жертву в холодную воду, чтобы поумерила свой пыл, однако что-то подсказывало, что холодная вода едва ли может помочь в подобной ситуации. А потом это прикосновение. Ощущение реальности терялось где-то, пропадало, Честертона будто уносило на гребне в какой-то огромный водопад, и не было сил сопротивляться или хоть что-то подобное.
Все мысли пробкой вылетели из головы, оставив там гуляющий ветер и вопрос, на который Натаниэль отчаянно стал искать ответ, а именно "Что делать с этим вот... Вот... Человеком?" - хотя сейчас Лилит больше думал о том, что это не человек, что это вообще дьявол в человеческом обличии, и все это ему слишком нравится. Податливость тела, предательские мурашки по коже, хочется дать пощечину, но руки не слушаются. Попытка концентрации на вопросе Бьерна. -Ты ведь любишь сюрпризы, Ната-ан? - Да пошел ты к черту, ублюдок, зачем ты издеваешься надо мной? Что это вообще за акт собственичества, я тебе что, игрушка что ли какая-то, чтобы делать с моим телом все, что душе угодно. Не смей. - руки сжимались в кулаки, а глаза были инстинктивно прикрыты, не хотелось в такой момент видеть этот ужасный мир. Снующих проституток, и прочее.
Абсолютное молчание повисло в воздухе, прицепленное к потолку оно окружало все своей дикой недоговоренностью. Хотелось просто повеситься, сбежать. Но ведь он теперь найдет везде, где угодно, потому что это "природная связь".
Вот почему мне не попался какой-нибудь милый агнец, который будет любить меня и кормить ватрушечками? Ну или вообще кормить, а не издеваться. Кстати, надо ответить ему что-нибудь такое... Что-нибудь. Я что-то в твоих сюрпризах в последнее время не замечаю ничего приятного. И сюрпризы - это для детей. Я уже давно не ребенок. - холодность и дрожащий голос почти несочетаемые вещи, но сейчас Лилит не знал, как справиться с этим дрожанием, покуда Бьерн повис над его ухом, покуда на губах все еще оставался привкус его губ. Надо бы, чтобы он кое-что понял. - самообладание постепенно возвращалось, Натаниэль благодарил за это всех существующих святых и проклятых. Нужно было просто набраться смелости и сделать это. Да.
Одно мгновение. Цепкие пальцы берут за руку Жертву. Болезненный удар Бьерна спиной о стену. Вот, Честертон уже одной рукой обхватывает его шею и резко, почти грубо, с животным порывом, наклоняет его к своему лицу. Впивается губами в губы так, что самому становится нестерпимо больно, но ничего не изменишь. Надо ведь как-то объяснить агнцу, что он не пуп земли, а все окружающие совершенно не тараканы.
Его издевающийся тон. Он выше меня. Он хочет мной командовать. Ишь... - Лилит заставил себя открыть глаза, и с удовольствием отметил, что в глазах его Жертвы звенящее непонимание Привык командовать. Господи, и какие же ему тряпки, а не бойцы, попадались. Разве это интересно? Это же скука смертная... Я уверен, коленопреклонение было обязательным утренним ритуалом... Причем подчинялись они по собственной воле. Может это флюиды какие-то? Вон меня тоже в дрожь бросило, и теперь. Но теперь уже проще, гораздо проще. - слегка укусив напоследок нижнюю губу Бьерна, Честертон все же оторвался от него, и теперь, приподнявшись на мысочки, с огромным удовольствием и чувством достоинства, с особым издевательским тоном, присущим только англичанам, сказал: Сюрприз - в ухо Лейста, но все же не сдержавшись, поцеловал его шею, чуть ниже уха, легко и почти неощутимо, его губы скользнули по коже, но он заставил себя оторваться. Все же самообладание, видимо, чувствовало свою вину за недавнее и не решалось подводить хозяина. Теперь Лилит смотрел в глаза Жертвы со спокойной улыбкой и внутренним напряжением, ожидая следующего удара.

Несвязность и неосознанность. Всех поступков, совершаемых Лилитом в последние минут двадцать. Неосознанное стремление обособиться. Несвязность информации в голове. Кто он вообще такой? Какого черта он приходит и устраивает тут это светопредставление? - Натаниэль пребывал в состоянии благого шока от происходящего, если не сказать грубее Мне здесь так душно с ним. Почему он такой? Что вообще должно происходить между Бойцом и Жертвой? - вопросы надувались в голове воздушными шарами, грозя лопнуть в любую минуту, взорвав мозг несчастного англичанина, которому итак приходилось нелегко. Перемены вообще были трудной вещью для него.
Лилит отступил от Бьерна, словно от прокаженного, с выражением неподдельного панического ужаса в глазах. И скольким, интересно, он вот так себя предлагал? Да и какого черта вообще, меня это не волнует. Проститутка - дифференциальный диагноз. Не лечится. Пожизненный приговор. Спокойствие наполняло внутри теплой уверенностью. Ты можешь продолжать, если тебе так нравится. Тебе ведь нравится, я вижу, ну же, давай, Натан. - Честертон даже не собирался отвечать что-либо на реплики парня, страдающего явной манией преувеличения собственной важности. Я тебя не знаю. Я вообще ничего не знаю о Бойцах и Жертвах. - длинная пауза, такая, словно фраза окончена. Не то, что фраза, словно закончен весь разговор. Лилит достает очередную сигарету из пачки. Прикуривает, отходя от Бьерна на изначальную позицию - к окну.
Холодность. Ночной ветерок треплет ярко-голубые всклокоченные, непослушные пряди юноши. Ниэль стряхивает пепел в окно и, не глядя на Жертву, продолжает так, словно его вообще не волнует, слушает его кто-нибудь, или нет: В любом случае, будет правильнее, если мы начнем заново, потому что оба вели себя по-детски - ни капли сомнения в собственных словах. Все правильно. Натаниэль мог убедить себя самого за десять секунд в том, что все, что он делал было защитной реакцией, а все, что чувствовал - просто от непривычки. Ведь он так давно был один, его давно никто не трогал, никто не прикасался, не заставлял всплывать внутри волну возбуждения. Ничего необычного, естественная реакция отвыкшего организма. У Ниэля всегда на первом месте был разум. Голос сердца услышать было практически невозможно, ведь оно либо молчало, либо орало так громко и так невпопад, что его даже не хотелось слушаться. Сердце вообще было довольно бесполезной штуковиной. - Мы ведь должны установить Связь.... Ну... Я слышал об этом от своего дяди.
Если быть абсолютно откровенными, то именно на этом заканчивались все познания Честертона о мире Силы, о Бойцах и Жертвах, об отношениях внутри Природной Пары. Логично, он бы в жизни не поверил, если бы ему сказали, что он когда-нибудь столкнется с этой проблемой. Да еще и с наличием такой вот... С позволения сказать Жертвы. Да какой из него вообще Агнец? Он ведь сам запросто кому хочешь глотку перегрызет, и ему даже после этого плохо не станет.
Очередная затяжка. Лилит стряхивает пепел снова в окно и разглядывает звезды, раздумывая о том, что может один человек принести другому, и какую цену этот другой должен заплатить за подарок, который даже не был ему нужен. Его одиночество было самым дорогим и постоянным явлением в жизни, он дорожил им, а теперь его вырывали с корнями, давали пощечины и возвращали в реальность, от которой он старательно абстрагировался всеми возможными путями, зарываясь с головой в книги, алкоголь, сигареты и свое одиночество. Он мог уехать куда-угодно, рвануть в любой момент в любую точку мира. Он был свободен хотя бы отчасти. Но с другой стороны - он с рождения не был свободен. Ведь он с рождения был Стражем. И это, словно проказа, паразитировало на его душе, принося страдания.
Одиночество было осознанным выбором. А теперь его ограничивали в возможностях, отнимали одиночество. Он чувствовал себя микробом под микроскопом, словно кто-то нарочно подсовывает раздражающие факторы, которые заставляют сокращаться разом все мышцы, и смотрит на его тщетные попытки вернуться в покой. Смотрит с издевательской ухмылкой на губах. Ну разве кому-то такое может понравиться?

От идиотизма Бьерна хотелось только выругнуться матом, смачно так, красиво выругнуться матом, но не более того. Черт возьми, такое ощущение, будто ему вообще наплевать на то, что я говорю... И зачем я кому-то что-то доказываю, пытается мне тут втолковать, что он особенный, а я конченое дерьмо, к которому даже притрагиваться страшно. Но как известно, если все вокруг пахнут, не значит ли это, что ты сам виновник плохого запаха? - Честертон долго и старательно тушил сигарету. Я же не замуж за тебя собираюсь выйти. Связь не обязывает нас постоянно быть вместе. И вообще, ты не так уж противен, когда не вытворяешь своих финтов ушами. - Лилит пожал плечами, ему было наплевать, собирается Бьерн устанавливать какую-либо связь с ним или нет, он вообще больше ничего не чувствовал. Ну только вот этот дикий и безумный шантаж, а-ля: я буду любить тебя, если ты будешь любить меня. Англичанин быстро понял, что у Жертвы - это нормальный и абсолютно привычный образ жизни, и Лейст вообще ничего и никогда не слышал о любви, о безвозмездной и чистой любви вопреки всему на свете.
Ну а чего еще ждать тогда надо было от него? - Скучно. Разгадывать людей на полу-паузе, однако этот держался дольше всех и даже сумел на несколько минут вывести Натаниэля на какие-то эмоции. Пусть это и нельзя назвать как-то, кроме - животный порыв.
Лилит все еще смотрел в окно, в его взгляде тоненькими струйками светилась огромная усталость и отсутствие интереса. Скучный. Ничего нового. Типичный даже. Ну и чего я сам-то ждал? - разочарование, въедалось в кожу. Не оставляло ни шанса.
Скучный. Ровно настолько, что даже что-то писать о нем не хотелось. Рассказывать каким-то людям - тем более. Скучный настолько, что похоже вся его идиотская бравада, которую он тут развел - была только показушной. А это тоже разочаровывало. Это значило, ровно то, что ни в одном движении глаз, ни в одном движении губ, рук и остального тела - нигде не было ни капли правды. Искренность была так же по нулям. Смехотворно просто.

Натаниэль завороженно наблюдал за происходящим с широко распахнутыми глазами, но потом все же закрыл их от удовольствия, рядом с которым все в мире меркло. Он чувствовал себя большой рождественской елкой, словно светился изнутри мягкими, переливающимися пульсирующими бликами. Это и есть сила? Так непредсказуемо... Словно я персонаж из детского мультфильма... Этот парень - да, теперь вдруг все, что происходило до этого казалось смешным и несуразным, что-то было куда гораздо крепче, будто начинаешь чувствовать не только прикосновение к своей коже, но и то, что чувствует он, прикасаясь к этой же коже, словно касаешься сам себя. Натаниэль чувствовал, как Бьерн отдает Силу - стараясь опустошить внутренние резервы как можно сильнее.
Где-то внутри проснулось что-то детско-хозяйское Мой. Вот теперь точно мой, не знаю почему мой, не знаю как и зачем так получилось, но ведь мой же... И никто не сможет отнять... Теперь уж точно никто - страх терять кого-то был самым существенным в жизни парня и причинял ему огромные неудобства, следствием этого страха отчасти было одиночество. Но лишь отчасти. Что-то чужое внутри нашептывало, даже нет, напевало, звучно, мелодично, мягко, вкрадчиво напевало слова. Плохие слова. Слова, которые сам Лилит никогда никому бы не сказал.
Закрытые глаза. Теплое прикосновение. Кажется, что если осмелиться посмотреть, то сказка исчезнет: карета превратится в тыкву, а прекрасный принц в маленькую такую серую мышку, зубастую серую мышку, которую ничего не интересует кроме, разве что, сыра. Еще немного, пожалуйста.
Еще немного ощущения, будто он теперь мог все. Это не было правильно, но это был свершившийся факт. Словно открытый космос, в котором Время в своем настоящем обличии, то есть нетронутое жизнями людей и их измерениями. Любое существование казалось по сравнению с этим мелочью, ненужной сдачей. Словно он знал все. Словно в голове сложились кусочки пазлов, словно он знал ответ на любой существующий вопрос. Теперь вопросы казались несущественны, неважны, мелочны, ведь все, на что они способны - рассеивать сказки, растворять чудеса в действительности, где имеют право существовать только сухие факты. Его глаза.
Глаза этого красноволосого, стоящего в опасной близости. Стоящего и касающегося его.
Никто и никогда не трогал Лилита так. Дело не было в связи, или в том, что они были природной парой, или в словах. Дело было в единичности случаев, когда кто-то позволял себе коснуться Натаниэля - он всегда оставался для всех запретным плодом, ну почти для всех. Именно поэтому для англичанина это прикосновение было настоящим чудом.
Словно я - Мертвая Точка. Вечная, в своей непоколебимости, словно я наблюдаю за круговоротом остальных вещей и людей, к которым я сам принадлежал раньше, но не теперь. Я остановился и смотрю на них... Что он вообще со мной творит? - Тихий, измененный голос, твердый однако - Я защищу тебя. Сделаю во имя тебя что-угодно, все что ты прикажешь, даже если твой приказ будет заставлять меня навсегда покинуть тебя. - закрытые глаза.
Истинный голос Сердца.

Натаниэль смотрел на Бьерна со спокойствием и невозмутимостью, которые в подобной ситуации могли быть только у него. Сила струилась через все тело, наполняя неведомыми доселе чувствами и ощущениями. Боец думал обо всем на свете, особо ни на чем не задерживаясь, осознавая отметину на своем теле Ах вот оно как... Mindless... Вполне подходит, лучше и не придумаешь
Дождь за окном накрапывал довольно упорно и, судя по всему, не собирался заканчивать с этим идиотским занятием. Честертон решил для себя, что в такую расчудесную погоду даже такого гостя как этот вот полунемец, ему не позволит английская добропорядочность, да и вообще, сами подумайте, ведь такой как он - заболеет, а обвинять во всем будет Натаниэля. Ты можешь остаться здесь. Я буду спать в кресле, оно раскладывается - голос даже не дрогнул неуверенностью.
Натаниэль не надлго скрылся в другой комнате, а вернулся уже с другим одеялом. Разложил кресло и положил на него то одеяло, что пррежде лежало на огромной кровати. Вместо этого одеяла, он кинул новое, принесенное только что - расставаться с любимым одеялом было для него просто невыносимо.
Подошел к окну, не глядя на Бьерна, словно того не было, или он уже крепко спал. Лицо Жертвы выражало крайнее недовольство, нет, ну правда, как же так, нашему Иванушке-дурачку не уделяют необходимого внимания и вообще даже не смотрят в его сторону, словно он прокаженный. Ниэль закурил. Привычным движением убрал пачку сигарет и зажигалку в карман.Ванна - прямо по коридору, если тебе нужно конечно словно между этими двумя не происходило ничего из ряда вон выходящего.

Этот наглец еще и встретиться собирался? Нет, ну это вообще ни в какие рамки не лезло, хотелось двинуть ему по челюсти, чтобы, значит, осознавал – кто есть кто, в конце-то концов. Нет, если Бьерн был уверен, что достаточно нескольких прикосновений и волшебства, чтобы поломать ограду, возводимую успешно практически с самого детства, то его ожидал самый настоящий облом. Лилита вообще мало интересовали подобные глупости, гораздо важнее было то, что ему надо было написать статью о каком-то новом открытии великобританских ученых и завтра положить её на стол к редактору. Вот такое действительно могло напрячь, а какие-то незнакомые люди, пытающиеся его выковорить из вполне себе удобного зародышевого положения, эмбрион, блин.
На самом деле Натаниэль абсолютно спокойно улыбался и глядел на спину парня, открывшего дверь. «Удачи» - спокойно сказал он, практически выпинывая из своей квартиры этого наглого ублюдка, а захлопывая стальную дверь.