Куране почувствовала, как Этсу отстранилась, и приготовилась к тому, что сейчас все вернется на круги своя, а сладкий дурман, льстивая иллюзия покоя растворится без следа. Однако Этсу не злилась. Ее не обдало волной ненависти, но нить словно задрожала от боли, пропитывавшей все существо Этсу. Она билась. С самой собой и воспоминаниями, со слезами, которые неумолимо подтачивали ее нежное лицо подобно волнам, изменяющим форму всего, что попадало в их владение. Эти слезы тоже видоизменяли Хараду, незаметно подтачивая изнутри, отравляя ее, если она тщетно пыталась сопротивляться.
Посмотрев на Бойца, пытавшуюся бороться с собственными эмоциями, которые были слишком сильны для ее юной души, Ичихара почти почувствовала себя жестокой. Ей больно было смотреть на то, как эта гордая и казавшаяся ей столь сильной девушка давилась собственными слезами, не в силах больше этого выносить. Возможно, не задай Куране этот вопрос, Харада продолжала бы отбрасывать воспоминания, не желая вспоминать столь близкое лицо, отказываясь делиться собой со своим новым Агнцем.
А потом она заговорила. Говорила долго, необычайно много. Куро не прерывала, пропитываясь всем тем, что испытывала Этсу и почти начиная понимать ее. Она никогда не встречала ее бывшего Агнца, но сейчас у нее создавалось ощущение, что она знала его.
Этсу говорила о нем с любовью. Это было явно, и Курано легко нашла наименование нежности, с которой девушка говорила о том «цинике», что так крепко привязал ее к себе. Она любила… Наверное, по-настоящему, искренне, всем сердцем. Или, может, это свежая рана давала о себе знать?
Куране не знала и не могла понять. Пусть она частично чувствовала, о чем говорила Харада, она не знала, каково это, любить. Она пока не сталкивалась с ней и не верила, что существовали столь крепкие узы. Для нее любовь была выдумкой и фальшивкой, и потому она не совсем понимала, как относиться к ней. Но ведь это к делу не относилось: Харада. Вот, кто имел значение.
Подтянув к себе и обхватив колени, Куране сидела, чуть наклонив голову и глядя на Этсу, рассказывавшую о себе. Опухшие глаза, слабая, несколько растерянная. Легкое прикосновение к волосам, там, где когда-то красовались ушки, не укрылось от Куро, и она поймала себя на мысли, что Этсу была действительно совсем не такой, какой она ее видела. Эта девушка была невероятно привязчива и полностью отдавалась своим чувствам, будь то злость, нежность, радость или горечь. В ней все было настоящим и настолько пронзительным, что Ичихаре почти стало неуютно.
Она чувствовала весь груз, который словно перевалился с души Харады и теперь весел непривычно пригибающей ношей на ее собственной душе. Сейчас, слушая слова, она впитывала в себя их значения и чувства, пока еще ею не понятые, в себя.
Она сама предложила, сама раскрыла душу, готовая принять все, что бы Этсу ей не отдала. Она покорно приняла этот груз, решив, что это был единственный способ.
Этсу была откровенна и честна.
Куро… не была лицемеркой, но не была столь откровенна. Она верила Этсу и принимала своего Бойца такой, какой та и являлась, однако не могла позволить себе того же. У нее и не было чего-то столь же тяжелого, что она могла бы разделить с ней, в общем-то. Просто она поймала себя на мысли, что сейчас она четко знала, чего нельзя было делать.
- Ты не виновата, - наконец она повторила сказанные ранее слова с легкой улыбкой.
«Сколько раз ты будешь извиняться, глупая?»
Куране никогда не забудет ни того, что было прежде, ни того, что последовало за ужасным началом. Она не смогла бы просто выбросить воспоминания о том, как ей было больно каждый раз, стоило им проиграть.
Но то было в прошлом, и Этсу не была виновата. Никто не был виноват.
- Теперь я – твой Агнец. Я не такая, как он, и никогда не смогу им стать. Однако же, теперь я, кажется, все понимаю. Перестать винить себя, ладно?
И откуда взялась эта мягкость в голосе, когда она аккуратно нависла над Бойцом, что прежде прятала лицои глаза. Несколько шоколадных прядей упали с плеч, словно отделяя их лица от всего мира. Куране не собиралась целовать Этсу, нет. Просто ласково коснулась кончиками пальцев щеки и скул Харады, улыбаясь и глядя на нее ласково, словно это Куро была старшей. С игривостью котенка она легонько коснулась лбом лба Харады и, едва-едва надавив, отстранилась, все еще улыбаясь. Она не знала, как передать свою поддержку. Единственное, что она иногда делала – вот так «бодала» своих друзей, словно пытаясь так сказать, что все было в порядке. Не о чем было беспокоиться.
А груз, давивший на ее плечи, не имел значения. Пусть тоска пульсировала в сердце от внезапно проснувшегося сознания собственного одиночества, Куране продолжала улыбаться, зная, что справится.
«С судьбой не поспоришь.»
Если уж ей судьбой было предначертано взять боль Этсу, то не за чем было сопротивляться. Она выдержит все, пока Этсу готова сражаться и защищать ее.
- Не оглядывайся назад.
«Не оглядывайся ни на прошлое, ни на меня.»