Этот безумный ведь будильник совершенно на самом деле все же смог достать Ниэля из той кромки подсознания, которая называется сном. Боец, как обычно, спал на своей кровати и, настолько быстро, насколько возможно, выключил звонок, чтобы не проснулась эта жуткая жуть. Именно так в собственных мыслях за полтора месяца совместного проживания Лилит окрестил Бьерна. Теперь было вставать очень обидно – ведь в его сне должно было свершиться главное – он должен был самолично отрубить голову собственной Жертве, ничего при этом не ощутив – потому что какие-то помехи со связью и в общем, ну сон был прекрасен.
Лилит потер макушку и посмотрел на светловолосого парня, лежащего на своей кровати и спокойно посапывающего: «Скорость смены цвета его волос и стрижки может соперничать со скоростью размножения кроликов». За полтора месяца в их отношениях многое изменилось, изменилось, правда, не в лучшую сторону. Пара, по мнению самого бойца, должна была быть гармоничной, понимать друг друга, испытывать уважение и обоюдную необходимость. Ничего из этих факторов не было нормально для этих двоих. Сарказм, язвительность, скрытность. Если не считать того секса, то они вообще друг к другу совершенно ни разу не притронулись без каких-то объективных на то причин. Они смирились друг с другом так же, как мирится со своей болезнью человек, у которого рак с метастазами на последней стадии (то есть без шансов на излечение), с той лишь разницей, что последнему терпеть придется гораздо меньше, чем этим двоим.
Они редко разговаривали. Настолько редко, что казалось: раньше тишины в этом доме было во много раз меньше, а теперь каждый словно был подавлен присутствием другого, не считая тех моментов, когда Бьерн снова впадал в детство, радуясь купленным мармеладкам или другим вкусностям, которыми довольно часто баловал его Натаниэль.
Теперь парень пошел на кухню, поставил чайник кипятиться, и направился в ванную, стараясь ходить как можно тише, включил воду, умылся, почистил зубы, кинул недовольный взгляд на полотенце с мишками (ну кому оно могло принадлежать, кроме Жертвы?), и вышел, притворив за собой дверь. Чайник закипел и Честертон сделал себе кофе фирмы «Сублимированная Бурда» - он всегда был абсолютно неприхотлив, даже не завтракал обычно, только если просыпался Бьерн и заставлял его есть с ним. Эта чудо-акция для Натаниэля была абсолютно непонятной, однако он поддавался на требования мальчишки, стараясь казаться для него хорошим Бойцом. Но теперь Жуткая Жуть спала своим спокойным детским сном и лишь изредка натягивала одеяло повыше, что казалось бесполезным, поскольку Жертва все равно постоянно во сне с кем-то пиналась и одеяло вновь сползало к поясу. «Слава богу, я с ним не сплю». Честертон теперь практически никогда не курил в квартире, эти условные знаки заботы его и самого настораживали, но он не обращал на них внимания.
Именно сегодня Бьерн отчего-то показался ему очень милым и после сбора сумки, одежды и прочих приготовлений к работе, перед самым выходом Натаниэль склонился над Жертвой и легко коснулся губами его волос над самым ухом. Застеснявшись от взявших над ним верх чувств, поспешно вышел из квартиры и отправился на работу.
В офисе как всегда было скучно. С тех пор, как у него появилась отдельная колонка – и отдельный кабинет. Он уже перестал работать и читал все основное время своего пребывания на службе. Либо же просматривал на личном компьютере последнюю сводку новостей, либо отгонял от себя надоедливого Джо, который так же пинал … как и он.
Открой глаза и взгляни на меня, ну хоть на минуту, мне надоела эта долбаная текучая вежливость, как жидкий азот. Кажется, что мы с тобой две пустые раковины на побережье и скоро нас смоет, разделит, и потом я уже никогда не смогу узнать тебя из тысяч таких же как ты... Как я. Открой свои глаза, ублюдок. Потому что если ты не сделаешь этого сейчас, то потом уже станет ненужно, неважно. Открой их, проснись, снова взболтай жидкое содержимое моей жизни, выплесни его и подожги, а сам стой на краю обрыва и смейся над безумными отблесками огня в моих глазах, потому что такой уклад скоро сожрет меня с головой, и я знаю, что беспомощен - потому что сам выбрал это. И ты не дашь мне руку помощи и не вытянешь, даже если я попрошу. Даже если я буду сопротивляться, потому что руку подают только в книгах. Глупые книги. О, как я их ненавижу. Они давно уже стали моей личной конурой с электрошокером на выходе. Нет, не протягивай мне спасительной соломинки. Я не хочу спасаться ни от чего. Потому что при выходе из одной западни - мгновенно попадаешь в другую, привычки охотятся за нами и любая из них, даже самая хорошая, губительна. От того ли я курю? Уравновешиваю расстановку добра и зла во вселенной, чтоли. Но все это уже потеряло какое-либо значение. Потеряло его так давно
Отредактировано Nathaniel Chesterton (07.08.2012 17:50:33)