Даниэль едва ли можно было назвать красивой: худая высокая брюнетка с мальчишеской стрижкой.
Она часто улыбалась, показывая крупные, ослепительно белые зубы и, кажется, ни на минуту не умолкала.
Выговор у нее был отвратительный, картавый дальше некуда. И она через слово неправильно ставила ударения – так что понять ее было практически невозможно.
Голос и того хуже - хриплый и грубый от постоянного курения. Я, когда услышал его впервые, поморщился: терпеть не могу курящих женщин, что тогда, что сейчас.
А Даниэль уже радостно подлетела к матери, расцеловав ее в обе щеки, даром, что виделись они второй раз в жизни: что поделать – француженка, они все там в своем Париже такие. Эк-сцен-трич-ные. А если по сути – то с приветом.
Пообсуждав с мамой меню, Даниэль, к моему ужасу, кинулась в мою сторону и, вытянув руку, взъерошила волосы, которые я уже полгода как отращивал.
- Ого! – она подмигнула мне как старому знакомому, кивая на ушки. – Настоящие! А у нас в твоем возрасте уже все с накладными ходят.
Я скривился и процедил:
- И от сифилиса лечатся, да?
Мама бросила на меня укоризненный взгляд, но я и бровью не повел: не нравилась мне эта дамочка с панибратскими замашками. И скрывать это за вежливой улыбкой я не собирался. Француженка, кажется, ничуть не обиделась. Ответила, широко ухмыльнувшись и смотря на меня сверху вниз («Вот верста», - с раздражением подумал я):
- Ну примерно, - и тут же резко (все ее движения были угловатыми, немного мужскими) обернулась к матери:
- Я еще зайду, Нори.
Это была моя первая встреча с Даниэль Леруа.
И лишь когда дверь за странной клиенткой закрылась, я осознал страшное: мне были приятны ее прикосновения.